Интервью Клуб экспертов Международное обозрение Расследования

Создатель первой антикоррупционной газеты Нигерии рассказал, почему погибло его издание

Source: Premium Times.

Обладатель Пулитцеровской Премии (Pulitzer Prize) и один из самых известных журналистов-расследователей Нигерии Деле Оложеде (Dele Olojede или ДО) дал развернутое интервью Фей Фавехинми (Feyi Fawehinmi или ФФ) из издания Premium Times, в котором рассказал, почему созданная им в 2008 газета NEXT, которая должна была стать лучом света в царстве коррупции и политических репрессий, не смогла выжить и почему, несмотря на ухудшающуюся политическую обстановку, Оложеде верит, что Нигерия сможет очиститься и трансформироваться.

Международный Антикоррупционный Портал публикует заключительную часть интервью Оложеде.

ФФ: В том, что касается организации NEXT вам пришло 13 000 резюме, и вы выбрали из них 90. Ваш ньюсрум был активен 24 часа в сутки, насколько я понимаю, для этого потребовались бы бесперебойно работающие дизельные генераторы?

ДО: Да.

ФФ: Я помню, что кто-то сказал мне, что вы начали импортировать бумагу для печати, верно?

ДО: Да.

ФФ: Учитывая всё перечисленное, считаете ли вы, что замахнулись на непосильную задачу?

ДО: Я думаю, что очевидный ответ на этот вопрос: да. Возможно, вы знаете или не знаете, что, на самом деле, наша первая профессионально сделанная новость была опубликована в Твиттере. Наверное, мы были одним из первых новостных агентств на Земле, которое напрямую постило новости в Твиттере. Твиттер тогда, естественно, был на начальной стадии развития, и я думаю, что наша первая новость вышла на Твиттере 2 декабря 2008 года, если я правильно помню. Это было либо 2 декабря, либо 4 декабря. Итак, через две недели после этого мы запустили свой вебсайт.

И примерно через две недели после этого, 4 января 2009 года, вышла первая печатная версия NEXT как газеты выходного дня в воскресном широкоформатном варианте. Таким образом, в первые пару месяцев работы, поскольку наши печатные прессы ещё не были готовы, мы печатали газеты в Лондоне и грузовыми самолётами привозили их в Нигерию.

Естественно, это было очень захватывающе, и качество было невероятно высоким, и так далее, но, это, очевидно, было финансово несостоятельным решением в долгосрочной перспективе. Поэтому я предполагаю, что в этом плане мы были очень дурными бизнесменами! Мы были прекрасными газетчиками, но очень дурными бизнесменами.

Поэтому я всегда говорю людям, что из двух наших главных миссий: позитивно повлиять на то, в какую сторону движется страна, создавая такую среду, где любая форма коррупции была бы недопустима; и в этом мы безумно преуспели. Но мы страшно провалились со своими амбициями в плане состоятельности, в том, что создали что-то, что будет вечным.

Нашей второй крупной стратегической ошибкой было то, что мы вообще начали печататься. Первой стратегической ошибкой, как я сейчас понимаю, было собирать нигерийские деньги, потому что я хотел показать, что нигерийцы могут сделать это сами, без чьей-либо помощи. Второй было издавать печатную версию.

Если бы мы перестали это делать через два-три месяца, скорее всего, сейчас мы бы жили и здравствовали. Причин тому несколько. Во-первых, мы взяли кредит на $10 млн в First Bank, чтобы построить новый печатный завод в Лагосе и чтобы импортировать примерно годовой запас материалов для печати. Поэтому, фактически, ваш инвентарь был огромен, потому что вы не могли гарантировать эффективный способ получения вашей печатной версии, а, будучи ежедневной газетой, вы не могли позволить себе роскошь не выйти в какой-то конкретный день. Поэтому мы потратили кучу денег заранее, чтобы импортировать годовой запас бумаги и чернил, и пластин, и прочих подобных вещей. У нас были поставщики в Голландии, которые выпускали свою собственную газету, у них были запасы на четыре дня. У нас – на 365! Поэтому вы можете себе представить, какое конкурентное преимущество было у всех остальных игроков нигерийского рынка печати. Это означало, что мы тратили большие деньги заранее, и мы взяли крупный кредит в First Bank, чтобы это делать.

Во-вторых, как только мы погрузили в свою миссию, которая состояла в проведении по-настоящему громких крупномасштабных расследований, и начали на всех составлять досье, это означало, что мы стали уязвимыми сразу на нескольких фронтах, на нас могло оказываться давление сразу с нескольких сторон, и наличие печатной версии газеты только усугубляло наше положение. Одним из уязвимых мест была дистрибуционная цепочка. Они фактически саботировали каннал дистрибуции. Они давали взятки распространителям, чтобы те принимали наши газеты, чтобы мы точно потратили деньги на производство, а потом прятали их под столами и уничтожали их или так и не отдавали их продавцам! Поэтому они наносили удар по вашей дистрибуции, завышали ваши издержки на производство бумажной версии и, что ещё важнее, они наносили удар по вашему основному источнику дохода: рекламе.

Поскольку рекламщики и так уже нас боялись из-за тех вещей, которыми мы занимались. Но теперь у них была отличная возможность соскочить, сказав: “Мы нигде на улице не видим вашу газету”. Поэтому у них, наконец-то, появилась минимально правдоподобная причина, чтобы лишить нас рекламодателей, несмотря на то, что мы знали, что основной причиной ухода рекламщиков было давление, которое на них оказывали не только правительство, но и ключевые бизнесмены, с которыми они вели дела.

Аденуга (Mike Adenuga – нигерийский бизнес-магнат) был лучшим примером этого. Поскольку мы сделали эту большую историю об отказе Аденуги платить какие-либо налоги и о его собственном признании в неуплате налогов на сумму в 100 млрд нигерийских найр (примерно 275 млн долларов) в Налоговое Управление США (Internal Revenue Service). Это было без проведения аудита, если бы они его провели, вы могли бы, скорее всего, сказать, что он был должен в пять раз больше этой суммы. В итоге, налоговое ведомство, не сумев заставить его заплатить, в конце концов, взбесилось и закрыло его штаб-квартиру и выпустило заявление, согласно которому они закроют все офисы второго богатейшего бизнесмена в Нигерии. И ни одна газета, радиостанция, телеканал, включая государственную радиостанцию, не стали рассказывать эту историю! Иными словами, частный гражданин сумел заблокировать информационное сообщение правительства Нигерии о том, что их собственное ведомство привлекло его к ответственности!

ФФ: Мы говорим о $600 млн. NEXT выяснил, что он был должен $600 млн неуплаченных налогов?

ДО: Да, без проведения аудита. Только та сумма, в долженствовании которой он сам признался. Никто не захотел об этом рассказывать, кроме NEXT. И на протяжении всей ночи, пока мы печатали газету, он посылал ко мне посредников, вплоть до 2 часов утра, с требованием убить эту историю. Мы сказали, что не занимаемся убийством историй и что единственное, что мы можем для него сделать, это дать ему шанс изложить свою версию событий. Он отказался, и мы отказались, так мы зашли в тупик.

К утру понедельника, он разорвал с NEXT рекламные контракты по Glo и по всем другим компаниям! И, конечно же, у каждого, кто вёл дела с Glo или с любой другой частью его империи и при этом издавал рекламу в NEXT, начались неприятности. Вот такими способами они могли оказывать на нас давление.

И, конечно же, со стороны политики, я думаю, когда мы начали концентрироваться на нефтяной промышленности, которая является своеобразным сердцем тьмы в Нигерии. Когда мы написали ряд статей про Рилвану Лукмана (Rilwan Lukman), который тогда был министром нефти при Яр-Адуа (Yar’Adua), доказывая и документально подтверждая от факт, что министр нефти одновременно занимался нефтяным бизнесом ради собственной выгоды, когда компании, в которые он инвестировал, занимались совместным бизнесом с министерством нефти, в котором он был министром. Мы думали, что это вызовет бурю негодования в стране и что сенат, и палата общин сойдут с ума, профсоюзы, студенты, без разницы. Но это кануло в лету!

Я очень хорошо помню заголовок: “Министр нефти занимается нефтяным бизнесом (Oil Minister is in the Oil business)”. Впервые я начал понимать, что мы в NEXT могли впутаться в реальные неприятности, что наши операционные допущения могут оказаться совершенно ложными. Впервые внутри меня зародилось сомнение. Потом мы начали всё ближе и ближе подбираться к нефтяному бизнесу.

К тому времени мы уже выпустили истории, фактически заставившие политическую систему следовать конституции и позволившие Джонатану (Goodluck Jonathan) стать президентом. Потому что до этого всё было заблокировано, и какая-то кабала в президентстве правила страной и делала вид, что больной Яр-Адуа делал это, не вставая с постели. Мы фактически доказали, что его мозг давным давно мертв и что он не собирается возвращаться и править какой-либо страной.

ФФ: То была большая история. Это был пик журнализма в Нигерии. Я помню, что когда вышла эта история, её не просто нельзя было опровергнуть, у них не было возможности опровергнуть её без того, чтобы реально заявить, если он не мертв мозгом полностью, мертв ли он мозгом наполовину, на четверть…

ДО: Точно. Я очень хорошо помню, что когда эта вещь вышла, даже некоторые из моих директоров, это были ребята, которые всегда очень радовались новым материалам и очень гордились тем, что делал NEXT. Но даже их потрясла эта штука, поэтому они мне позвонили: “Ты в этом уверен?”. Потому что все знали, что если это было неправдой, то это означало проблемы. Поэтому я просто сказал им, я сказал: “Парни, давайте согласимся на том, что когда дело касается зарабатывания денег и так далее, вы парни лучше меня. Когда дело касается журналистского бизнеса, я думаю, что вы должны следовать за мной; что мы знаем, что мы делаем. И все, что я скажу, это то, что если кто-нибудь скажет, что то, что мы сделали – фальшивка, ответьте им предложением предъявить президента. Народ желает его видеть.” Фактически, я сказал, что никто не будет так счастлив, как мы, если они предъявят его в добром здравии. И, конечно же, мы знали, что они не смогут! Мы исследовали эту тему до дыр, поэтому мы знали, что парень уже умер и что он не вернется. И, конечно же, именно это и произошло.

Оглядываясь назад, понятно, что это был пик NEXT. Потом, несмотря на то, что мы начали серию статей о по-настоящему экстраординарных расследованиях в отношении Диезани Алисон-Мадуеке (Diezani Alison-Madueke) и ее министерства бензина и всего того мошенничества, которым они занимались, у нас были видео, было аудио, были исходные документы. Мы всё опубликовали, и это стало последним гвоздём в крышке гроба NEXT!

Поскольку тогда они поняли, после того, как послали посредников предложить мне неприличное количество взяток, и мы над ними смеялись до тех пор, пока они не ушли, тогда они решили, что имеют дело с неразумными ребятами. Поэтому они отключили нас от аппарата жизнеобеспечения!

Они шантажировали First Bank, и так далее. First Bank отказался от нашего соглашения по выплате кредита. Они отняли кредит, рекламщики сбежали, и мы фактически оказались в изоляции, и было ясно как день, что мы более не сможем обеспечивать работу предприятия. Именно так мы медленно истекали кровью до смерти в течение 2011 года.

ФФ: Итак, у меня есть друг, который вас знает и которому вы очень нравитесь. Одна из вещей, которые он мне рассказал, он сказал: “Деле – замечательный парень, он потрясающий журналист, но ему нужен супер крутой операционист, который будет стоять за ним.”

ДО: Ок, правильно.

ФФ: Если бы у вас был операционист, который фактически вёл отчётность, обеспечивая бесперебойную работу этого предприятия, как бы тогда обстояли дела? В какой момент вы бы столкнулись лбами с этим человеком? Хорошо говорить, кавычки открываются и закрываются, что вы просто были журналистом, что вы не волновались о последствиях своих историй для жизнеспособности компании. Считаете ли вы, что это бы сработало, скажем, если бы у вас был некто смотрящий за бизнесом, и тогда вы бы сконцентрировались на журналистике?

ДО: Существует очень честный и прямой ответ на это. Человек, скорее всего, продержал бы нас на плаву дополнительные шесть месяцев, но фундаментальная несовместимость нашей миссии с зарабатыванием денег никуда бы не делась.

Помните, что газета зарабатывает деньги двумя способами. Во-первых, она даёт рекламу, и, в зависимости от типа новостного агентства, реклама может приносить 60-80% вашей выручки; остальное идёт от продаж самой газеты. Именно так газета зарабатывает деньги. Теперь, источниками этих двух вещей, или как минимум основной части вашей выручки, рекламы, были политические и бизнес-элиты, которые были инфернально коррумпированными и на которых мы охотились. Поэтому, это никуда бы не делось. Кто угодно мог управлять бизнесом, и хорошо, что мои инвесторы, они все до сих пор говорят, что я с самого начала честно предупредил их о том, что именно я пытался сделать при помощи этой газеты. Поэтому они не были введены в заблуждение никоим образом.

Конечно же, говорить о чём-то и потом видеть, как в реальности это приводит к хаосу и разрушениям, – разные вещи. И если бы у вас была лицензия телекома или нефтяная скважина или что-то ещё, если бы вы управляли банком или были председателем банка, конечно, вы бы сейчас думали о том, куда вложили деньги, мысленно отрекаясь от этого, если не втайне желая, чтобы оно исчезло.

Потому что ясно, что это наносит ущерб вашим финансовым интересам, ставит их под угрозу. Это было фундаментальным противоречием, и никакое количество умных менеджеров с гарвардским МБА не смогли бы его разрешить. Они защитили бы нас от ещё более глупых финансовых ошибок, которые мы сделали, но они не смогли бы разрешить это. Тогда мы должны были бы отказаться от своей миссии и просто печатать обычную нигерийскую газету.

Да, в итоге мы нуждались бы в огромном количестве получивших гарвардский МБА, чтобы они помогали нам. Мы собирались сделать что-то такое, что по самой своей природе должно было ежедневно удлинять список наших врагов. Я не думаю, что было что-то, что вы могли с этим сделать с долгосрочной перспективе. Возможно, вы бы протянули ещё шесть месяцев.

ФФ: Сейчас я очень критично отношусь к нигерийским СМИ, к тому как они устроены. На ваш взгляд, они – трусы или прагматики, учитывая то, что вы видели за свою карьеру?

ДО: Хм, мне сложно просто сказать, трусы они или прагматики по одной простой причине: чем бы вы не собирались заниматься, если вы именно этим занимаетесь, то я думаю, что это нормально. Я подозреваю, что большинство из них занимается именно тем, чем они и собирались заниматься: зарабатывать деньги или создавать виджеты. Они пришли в газетный бизнес, чтобы зарабатывать деньги. Хозяева этих газет максимально адаптировались к нигерийской среде, чтобы делать деньги, и многим из них это удалось. У нас была другая миссия. Поэтому очевидно, то, как мы себя вели и как держались, как готовили молодые кадры, как они вставали в ходе пресс-конференций, когда появлялся коричневый конверт, и покидали комнату, что привело к множественным формам остракизма, все эти вещи, мы знали цену, которую придётся заплатить за то, что мы делали.

К примеру, если бы вы были изданиями вроде Vanguard или Punch или какими-то ещё, у вас была бы другая миссия, и вы бы следовали этой миссии, мы можем спорить о том, правильная ли эта миссия или нет. Но мне кажется, что они делают именно то, что собирались делать.

Занимаются ли они той журналистикой, на которую вы надеетесь в разваливающейся стране, где СМИ должны поднести зеркало обществу? В разной степени многие пытаются больше других. Но в целом, наверное, ответ: Нет! Это самоочевидно, потому что в СМИ в современной Нигерии вы можете опубликовать в газетах историю за деньги, а можете заплатить за то, чтобы истории не появлялись в газетах! Все об этом знают. Вспомните историю Аденуги. Тогда правительство опубликовало заявление о том, что мы закрыли штаб-квартиру Аденуги. Никто не стал это публиковать, кроме NEXT. Как это может быть нормальным? Я думаю, что вот правильный ответ на ваш вопрос.

ФФ: Сейчас циркулируют слухи, и люди говорят: NEXT слишком много платил, они наняли работавших в других местах людей и, наверное, удвоили им зарплату, и так далее. Возвращаясь к тому, что вы сказали о том времени, когда вы работали с NewsWatch и Concord, когда вы могли себе позволить нормальную жизнь, поэтому я какбы понимаю, почему вы этим занялись. Но когда всё стало плохо, каким образом вы пытались поправить дела, вы урезали зарплаты?

ДО: Мы перепробовали всё. Когда дом охвачен огнём, да, пришло время пришло время управления кризисной ситуацией. Мы урезали зарплаты, мы уволили нескольких сотрудников, вы снизили тираж, мы испробовали все классические способы. Но всё было ясно как день. Если вы не зарабатываете деньги, сокращение издержек вам не поможет. Но фактически именно это мы и пытались сделать, и у людей разный болевой порог. Поэтому, в какой-то степени, в ньюсруме было много гнева и обид, поскольку все эти вещи происходили в тот момент, когда мы пытались спасти газету. В конце концов, мы всё равно не смогли этого сделать. Я уже слышал подобное обвинение: “Деле был расточительным, он слишком много платил людям, и так далее”.

То, что мы пытались сделать, качество людей, в которых мы нуждались и тип резистентности, в какой-то степени, который мы пытались в них выстроить, чтобы они могли просто отказаться от предложенных тут и там 10 000 нигерийских найр (около 28 долларов). Мы сошлись на этом до того, как наняли первого человека, у меня были кадровые консультанты, я сказал ок, вот то, что мы пытаемся сделать. В том, что касается минимальной журналистской квалификации, я не прошу улучшений по сравнению с тем, что было 30 лет назад, когда я сам был молодым репортёром как они. Я прошу, в принципе, всего лишь одного. Если вы – квалифицированный репортёр, который прошёл через наши жернова и выжил и был нанят со своими университетскими дипломами и прочими подобными вещами, и нашей тренировочной программой, сколько нужно платить такому человеку, что даст им примерно столько же, сколько я получал, когда пришёл в Concord 30 лет назад? Ни центом больше.

И как мы принимали такое решение? Ок, какая машина соответствует минимальному уровню зарплаты? Фольксваген Жук или что-то ему эквивалентное. Какова месячная стоимость однокомнатной квартиры в Мейнленд (Mainland), не в модном районе? Значит, это будет икс денег. Если вы купили эту машину, какова ваша месячная зарплата?

Они выработали алгоритм подобного расчёта и пришли ко мне, чтобы сказать, что сотрудникам нужна минимум $1000 в месяц, чтобы просто начать разговор о работе. И, конечно же, мы давали людям медицинские страховки. И я чувствовал, что если мы не сможем этого сделать, то, наверное, нам не нужно даже пытаться начинать всё это. Мы просто будем унижать людей, как любая другая организация, которая заставляет их идти на паперть и превращает их в сосуды для приёма взяток, и так далее.

Поэтому в моей голове всё было чётко. И я сказал, во сколько это нам обойдётся? И они высчитали цифры. И я очень этим горжусь. Мне не стыдно, я бы сделал всё точно также повторно. Возможно, в этот раз, я соберу гораздо больше денег, чтобы обеспечить нам более длинную взлётную полосу, чем я сделал тогда, но в остальном я всё сделаю точно также.

Сам факт того, что мы вообще спорим о том, стоит ли платить людям эквивалент зарплаты тридцатилетней давности с учётом инфляции и больше ничего, хорошо показывает, насколько ненормальна система, не правда ли? И многие из этих опытных так называемых редакторов, которых мы наняли, мы практически никого не взяли из существовавших ньюсрумов. Мы привлекли людей извне. В основном, людей вроде Омолары Вуд (Omolara Wood) и ей подобных. Мы вернули их домой, и у нас было несколько из существовавших ньюсрумов, за которых неоднократно поручились другие люди. Так что, для конкретного примера, мы интервьюировали этого парня, так? Он был редактором издания This Day, у этого парня было два диплома Университета Джос (University of Jos) и что-то около 13 лет работы за плечами. Вы знаете, сколько он зарабатывал в ThisDay? 30 000 нигерийских найр (примерно 82 доллара) в месяц. Это безумие!

Поэтому когда люди говорят “он утроил им зарплату”, вот что они имеют в виду. Но, конечно же, в других местах, и не по мне называть конкретные газеты, в других местах им открыто говорят, что они вольны искать деньги в других местах, чтобы добавлять их к своей официальной зарплате, искать эти деньги как в собственных кругах, так и среди тех, ок мо они пишут! Но в NEXT всё это было запрещено. Фактически, он был доказательством веры в то, что наши люди, они ни у кого ничего не брали. И наша молодёжь ими очень гордилась! Я ими очень гордился, я по-прежнему ими горжусь. И все, кто работали в NEXT до момента закрытия, я горжусь той работой, которую они проделали.

Иногда важно не то, что вы смогли сделать что-то вечное, что всегда будет работать. Всё дело в старании. Только те, кому хватало мужество, и кто был готов истекать кровью за что-то, могли попытаться сотворить нечто подобное. Иначе, вы как бы плетётесь где-то, пока Яр-Адуа сменяется Джонатоном, тот сменяется Бухари, потом идёт возврат к кому-то ещё, и вы просто ходите по кругу вместо того, чтобы вырваться из него.

Я был очень горд тем путём, который мы избрали, тем, что мы решили вырваться из этого. И что-либо другое меня бы не заинтересовало. Оставить супер успешную карьеру в потрясающем городе (смеётся), чтобы вернуться в Нигерию, это не стоило бы моих сил и времени, если бы было чем-то другим!

ФФ: Воле Шойинка (Wole Soyinka) написал об этом в своей книге “У меня есть всё” (“Itirai ni gbogbo nkan”).

ДО: Да, всё в старании. Я думаю, что это из Ake.

ФФ: Давайте поговорим о последнем месяце работы NEXT. Когда вы поняли, что всё кончено? Каково было в реальности смотреть на то, как фактически умирает то, что вы построили, ваши мечты?

ДО: Было очень тяжело. Это невероятно трудно, особенно болезненно, потому что вы можете видеть, как самые преданные из ваших людей, молодые редакторы, молодые репортёры, кто отказался уходить, некоторым из них не платили уже пару месяцев, а мы всё справлялись и шли вперёд, такие люди, как Виктор Эхикхаменор (Victor Ehikhamenor) или Омолара Вуд, множество таких людей, кто оставался до самого конца и не сдавался, пока не исчезла последняя надежда! Так что, это было очень тяжёлое время, очень трудное время. И, конечно же, я уже говорил о болевом пороге разных людей. Я не виню никого, кто, возможно, не вёл себя абсолютно безупречно, потому что люди могут выносить только определённое количество боли.

Но когда вы через такое проходите, начинается игра в обвинения. Некоторые из них спонсируют фальшивую историю. Если вы поищите в интернете, вы, скорее всего, всё ещё на неё наткнётесь, что-то вроде Деле Оложеде потратил 20 млн нигерийских найр (чуть больше 55 тысяч долларов) на гольф и женщин, и виски, и так далее (смеётся). Это в каком-то роде даже смешно, потому что каждый, кто был внутри NEXT, знал, что только я и Амма (Amma) никогда не получали зарплату за все пять лет существования NEXT, поэтому даже совет директоров потребовал от нас получить некую компенсацию, чтобы можно было это пиарить. Но мы никогда не получали ни копейки, потому что мы не могли позволить себе получать зарплату, когда мы постоянно искали деньги, чтобы заплатить своим сотрудникам.

Но все подобные вещи, горечь от провала грандиозного эксперимента, оставили горстку людей с ощущением, что можно вести себя как угодно. Но когда между тобой и этими событиями образуется определённая дистанция, ты, вроде как, всех прощаешь. Потому что ты знаешь, что они были очень хорошими людьми. Они жертвовали всем, они работали на самом высшем уровне, они задавали новые стандарты нашей стране. Поэтому, если вы не абсолютно идеальны, я не стану вас за это корить. Но это не было приятным времяпрепровождением. Ты видишь в людях лучшее и худшее. И я продолжаю быть признательным им всем, особенно оставшимся до горького поражения, как я их называю, которые продолжали держаться и пытались удержать издание на плаву до того момента, пока ты не погасишь последнюю лампочку. Но это не было приятным.

Одной из самых неприятных вещей, которые вы можете испытать, это когда какое-то совместное предприятие разваливается, практически как развод. Наверное, для тех, кто через это прошёл, последние годы или последние месяцы брака являются самыми неприятными. Я думаю, что испытал нечто подобное.

ФФ: Вы знали, что издание умирает, но ничего не могли с этим поделать?

ДО: Да, именно так. Ты знаешь, что оно умирает, ты по-прежнему постоянно занимаешься скремблированием, говоря себе, что, если я продержусь ещё один день, произойдёт какое-то чудо. Погребальный звон я по-настоящему услышал, когда правительство Джонатана начало скомпрометировало First Bank, и они отказались от заключённого нами соглашения.

Тогда мы вели переговоры о потенциальном инвестировании ими $5 млн в NEXT. Я вылетел на встречу нашего совета директоров в Прагу, и всё такое, и мы говорили об этом. И я сказал: “Смотрите, нет ничего, что мы бы хотели сделать больше, чем это, но это уничтожит наш капитал, если вы запишете это вложение First Bank в свои отчётности. Существует автоматическое уничтожение капитала, мы должны решить эту проблему прежде, чем мы сможем инвестировать.” Поэтому я вёл переговоры с First Bank, сказав “Смотрите, вы, ребята, в любом случае, каждый день даёте рекламу во всех газетах. Просто рекламируйтесь каждый день в NEXT, и через 36 месяцев ваши сэкономленные издержки фактически полностью покроют наш долг”, наше воздействие на First Bank.

И они согласились, привели своих оценщиков риска, своего главу маркетингового отдела, своего исполнительного директора, мы привели своих маркетологов, и мы пожали друг другу руки, и они собирались подготовить необходимые документы. В это же время мы начали выпускать все эти истории про Диезани, и тогда First Bank перестал поднимать трубку и нам перезванивать. И поскольку мы уже поняли, что люди из Sorros не смогут прийти нам на помощь, и, таким образом это был наш последний шанс.

ФФ: А сколько люди из Sorros собирались вам дать?

ДО: Мы вели переговоры о капиталовложении в $5 млн или о каком-то миксе из капиталовложения и кредита. Но они сказали, что появление долга First Bank в ваших финансовых отчётностях уничтожит и их капитал с первого же дня. Поэтому, пока мы не решили эту проблему, они не могли ничего сделать.

ФФ: Вы запустили печатный пресс, что произошло со всем этим?

ДО: Ну, в итоге AMCON получил кредит от First Bank, поэтому он стал активом AMCON. Я думаю, что они продали их или продолжают их продавать, как было, когда я последний раз этим интересовался. Поэтому все эти активы стали активами AMCON, несмотря на то, что это было единственным, что спасало First Bank от его собственных решений. Я по-прежнему серьёзно настроен против подобного морального ущерба, который возникает, когда плохой кредит передаётся. Когда банк или любой другой бизнес делать деньги, которыми не делится с налогоплательщиками. Потом, как только они теряют деньги, вы приходите на помощь с деньгами налогоплательщиков. Это просто противоречит моей философии.

ФФ: Сколько сотрудников оставались с вами до самого конца, оставшиеся до горького поражения, как вы их называете?

ДО: На пике нас было примерно 199 или 200, включая работников печатного цеха, администрацию, маркетологов, финансистов, и так далее. Конечно, редакция занимала большую часть, на редакцию приходилось, наверное от 50% до 60% всех сотрудников, а остальное занимали другие отделы, и на пике нас было 190 или 195. В конце нас осталось, наверное, человек 20. Конечно, мы перестали выходить в печать задолго до того, как мы окончательно закрылись, и сохраняли костяк сотрудников, и я начал писать рекомендательные письма, чтобы они могли найти приносящую деньги работу в другом месте. Некоторые люди вступали в брак посреди кризиса, это был по-настоящему тяжёлый конец амбициозного проекта! Но, опять же, перефразируя Воле Шойинку, всё дело в старании. Я совершенно ни о чём не жалею. Но я хотел бы, чтобы мы смогли продолжать это, но, что было, то было.

ФФ: Лично для вас, чем обернулся этот опыт, после того, как вы закрыли издание?

ДО: Я не понимал, насколько тяжело все это было, какую жертву пришлось принести. Только когда все закончилось, и я вернулся домой в Йоханнесбург к своей семье, я понял, что за прошедшие пять лет, я не провел с ними под одной крышей даже двух месяцев без перерыва. Ничего! И это была огромная цена. Твои дети растут, они заканчивают старшие классы, они почти тебя не видят, кроме случаев, когда ты приезжаешь на неделю, а потом снова бежишь назад в Лагос. Так что, вот одна из жертв. Фактически, я очень отчетливо помню, когда я окончательно переселился обратно в свой дом в Йоханнесбурге, я почувствовал себя чужим, как будто они заперлись в доме, а я остался на улице. Я пытался сделать что-то, говорил: “О, тут есть новый модный ресторан, я вас всех туда свожу сегодня вечером”, а они отвечали: “Нет, мы не хотим” или “Давайте пойдем на этих выходных”, “Нет, мы не хотим”. Поэтому у меня появилось ощущение, что они привыкли жить сами по себе, без меня. За время моего отсутствия в дом переехала собака. А когда мы заводили эту собаку, договоренность была такая, что собака всегда будет на улице, не внутри.

ФФ: А что за собака?

ДО: Это была боксёр по кличке Сэнди. Сэнди переехала в дом и заняла своё постоянное место на входе в спальни моих двух дочерей! За моё отсутствие многое изменилось. Ну, в итоге я был очень расстроен этим. Поэтому позвонил своей близкой подруге тайке Ватанан Питерсон (Watanan Peterson), с которой мы вместе работали в институте АСПЕН (ASPEN Institute), и сказал ей: “Ватанан, ты очень мудра в том, что касается подобных вещей. Моя семья не пускает меня обратно, не физически, но эмоционально”; они не пускали меня обратно. Тогда она спросила меня, что я пытался сделать? Я сказал, ну, я предложил сводить их в ресторан поужинать. Она говорит: “Нет, нет, нет, ты всё делаешь неправильно. Ты должен заняться бытом, работой по дому, мыть посуду, возить их на бейсбольные тренировки и предлагать по утрам отвозить их в школу.

Ты должен делать подобные вещи, и только так ты можешь вернуться в свой дом. Поэтому я начал делать всё это, и она оказалась права (смеётся). Я пытался спуститься сверху, и она сказала, что “ты должен подняться из подвала, мыть посуду и водить их на занятия математикой и тренировки по бейсболу, и возить по утрам в школу!” Постепенно, наши отношения потеплели. Таков был один из аспектов.

Другим аспектом на личностном уровне был подсчёт финансовых потерь. Потому что, всякий, кто делал подобное, знает, о чём речь, если вы не получали никакого дохода пять лет подряд, это уничтожает все ваши планы на будущее. Поэтому для семьи это стало огромной финансовой потерей, гораздо более серьёзным ударом, чем что бы то ни было ещё.

Третьей вещью стало то, что я потерял интерес практически ко всему. Я не хотел больше писать, я не собирался, по большому счёту, нигде работать. Я немного поработал консультантом-фрилансером, но в реальности я не был заинтересован. Поэтому я играл в гольф и тусовался со своими друзьями, и иногда давал консультации, но ничего серьёзного из этого не вышло. Я стал тем, кого бы сам назвал дилетантом. Я развлекался, занимаясь какими-то вещами, но никогда не был им привержен. И это продолжалось почти четыре года, и вещи сами менялись между собой местами в моём подсознании, происходило что-то такое неосознанное. Таким образом, ещё полтора года назад я начал задаваться вопросом о том, что, если я мне удастся прожить столько же, сколько мой отец, что даёт мне ещё примерно 35 лет жизни, чем я хочу заниматься эти 35 лет, чему я могу быть абсолютно предан? И постепенно я начал возвращаться к своей первой любви. И теперь я, как бы, зачинаю такой проект, который ещё не готов к анонсированию, но, если брать в сухом остатке, он включает в себя журналистику длинных форм, а также сплачивание людей вокруг идей, которые смогут помочь обществу прогрессировать.

Но я покончил, наверное, с ежедневками. Журналистика, погоня за лидером, чем я занимался почти всю свою профессиональную жизнь. Я думаю, что мои пенсионные годы, моя старость, как я это называю, должны пройти под эгидой созерцания многомерных вещей, которые, возможно, со временем приведут к тем небольшим изменениям, которых мы всегда хотели. Поэтому один из выученных уроков, – это, конечно же то, что общества не меняются по твоему расписанию. Ты просто надеешься, что это произойдёт пока ты прикладываешь усилия, но ты не можешь этого гарантировать. Поэтому, если вы возьмёте случай Арабской Весны (Arab Spring), и когда там всё начиналось, было это в Тунисе ли или Алжире, и все эти обитатели улиц, и так далее, насколько я помню, было что-то около 70 самосожжений до того, которое стало катализатором. Так почему же раньше не получалось зажечь во всех смыслах?

Вот так мудрость позволяет вам понимать, что общество не изменится согласно вашему расписанию. Но это не может стать оправданием ступора или бездействия или причиной опускать руки. Произойдёт это или нет в тот момент, когда вы работаете ради этого, оно в любом случае стоит приложенных усилий. Потому что по мне, именно это и поддерживает в вас огонь жизни. Это то, что даёт вам возможность почувствовать себя личностью. Я всегда должен идти против течения. Я не из тех, кто деликатно уходит в одну из лучших ночей, я вижу себя борцом за то, что помогает обществам совершенствоваться, и для нашей страны, и вообще именно для нашего континента, быть местом, где ребёнок может при рождении гарантированно получить возможность вырасти продуктивным гражданином. Это всё, о чём мы просим. Мы не просим вас сделать всех миллионерами; просто дайте людям шанс прожить продуктивными жизнями, и это именно то, на что я хочу потратить остаток своей жизни, делая своё маленькое дело, как писатель и мыслитель, и гражданин.

ФФ: Да или нет. Издание NEXT, вы бы повторили это заново?

ДО: Нет. Стопроцентное нет, потому что я думаю, что моя теперешняя жизнь не обязательно идеальна для подобного предприятия. Что бы я скорее сделал, так это собрал все свои ресурсы и связи, чтобы поддерживать молодых, которые делают то же самое, что и мы тогда. Поэтому, стопроцентное нет. Идея, да. Если бы мне было столько же лет, как когда я начал с головой уходить в это всё, тогда, о да, я бы повторил. Но я думаю, что уже не то время и место, когда я был потратил ту небольшую часть энергии, которая у меня осталась. Такая работа требует колоссальных физических усилий и выносливости на таком уровне, который позволит вам работать до глубокой ночи несколько дней кряду, не видеть своих детей, и так далее. Поэтому, скорее всего, для такой работы требуются люди, находящиеся на другом жизненном этапе, парни вроде вас, которые ещё не дошли до линии отрыва в сорок лет, они лучше всего подходят для командования подобными отрядами; а ещё лучше будет, если двадцатилетние или тридцатилетние займут их место. И я думаю, что пример NEXT, скорее всего, о многом говорит им в плане того, чем стоит заниматься и чем не стоит.

ФФ: Сможет ли Нигерия реабилитироваться?

ДО: Да, нужно лишь немного удачи и беспрерывные целенаправленные усилия. Причина того, что я говорю да, заключается в том, что мы ни хуже, ни лучше любой другой группы людей на Земле. И в прошлом были сообщества, которые трансформировались, хотя они были в худшем состоянии на момент начала трансформации, чем то, где мы находимся сегодня, какими бы дисфункциональными мы ни были. Помните, я писал о Китае и я жил в Китае во второй половине девяностых. Тогда, мы говорим о середине-конце девяностых, дети всё ещё сидели на улицах Пекина. Когда генсек Мао (Mao) умер в 1976 году, Китай был абсолютно разваленной страной, которая, скорее всего, производила лишь 3% мирового ВВП или что-то вроде того. Массовое обнищание и безнадёжность! Им потребовались два года борьбы, чтобы справиться с этим, Банда Четырёх (Gang of Four) хотела прийти к власти. В итоге, их застрелили, и так далее, и Дэн Сяопин (Deng Xiaoping) стал главой. первое, что он сделал, это поехал в Гуанчжоу (Guangzhou), находившийся напротив Гонконга, и заявил, что не имеет значения, чёрная кошка или белая, пока она умеет ловить мышей. Так началось невероятное возрождение абсолютно уничтоженной страны, где студенты убивали своих директоров, и так далее. Во времена Культурной Революции (Cultural Revolution), она была окончательно разрушена, никакой экономической или культурной жизни, это была чудовищно разрушенная страна. А потом Китай изменил количество живущих за чертой бедности людей с примерно 70% в 1990 году до менее одного процента сегодня. Это возможно.

Индия является одним из самых неравных обществ на Земле; и они по-прежнему – одно из самых неравных обществ на Земле. Но нельзя спорить с тем, что Индия колоссально изменила жизнь огромного количества своих жителей за последние 25 лет. Нам не предначертано судьбой идти в противоположную сторону. При этом, в теме снижения числа живущих за чертой бедности людей Нигерия стала единственной из выбранных МВФ (IMF) для изучения стран, которая пошла в противоположную сторону; страной, которая увеличила количество живущих за чертой бедности, а не уменьшила. Значит, мы можем починить это место. Смысл в том, что это будет серьёзной трудоёмкой задачей. И я абсолютно уверен, вне всякого сомнения, в том, что наша нынешняя система формы демократии имеет форму, но не реальное содержание, и не является правильным способом справиться с вышеупомянутой задачей.

ФФ: Так каков же путь вперёд?

ДО: (смеётся) Путь вперёд в моём понимании, и это ранее не тестировалось, поэтому является темой для дискуссий, а, возможно, изначально обречено на провал, путь, согласно которому вы должны заниматься чем-то вроде Сумо, чтобы попасть в существующую сейчас систему и создать движение, которое позволит вам выиграть выборы, построенные на существующих сейчас условиях. Как только вы придёте к власти, возьмите мачете и начинайте рубить существующую сейчас систему, фактически находясь на грани закона, но не переходя её окончательно, и всё же очень близко к самому краю. И пока вы не уничтожите все эти картели и банды, управляющие страной, у нас нет и не будет никаких надежд на её реформирование. Поэтому просто сказать, что у вас есть Национальная Ассамблея, Сенат, Палата Общин, губернаторы, Ассамблеи муниципалитетов, комиссионеров, советников и так далее; это не приведёт нас к желаемому результату. 36 штатов плюс Федеральная Столичная Территория (FCT) не помогут нам дойти до конца выбранного пути. Однако механизм, конституциональные механизмы, которые у нас есть, смогут до неузнаваемости изменить нашу страну, и они – минимальны.

При этом, важно помнить, что если вы желаете подлететь немного поближе к Солнцу, вы можете использовать имеющиеся сейчас в запасе инструменты и добиться фундаментальных изменений, и первым шагом станет передача правительствам штатов контроля за собственными территориями. В Нигерии у штатов пока нет ничего подобного. Это – абсолютно ослабленное государство, которое не контролирует собственную территорию, вот и вся правда. Достаточно посмотреть на уровень насилия, и всё становится ясно. Поэтому сам штат должен быть достаточно компетентным, чтобы внедрить законодательство на своей территории, получить монополию на насилие тем или иным способом и изменить саму физическую географическую карту страны для того, чтобы люди могли свободно передвигаться по ней, чтобы была возможность перевозить товары из одной части Нигерии в другую, чтобы были созданы политические институты. Первым вашим шагом может стать реорганизация того, что они называют шестью геополитическими зонами в самостоятельные администрации, подчиняющиеся федеральному правительству, после этого – создать автономные города и посёлки и деревни с собственными мэрами, и так далее, решающими собственные дела в рамках чётко организованной системы, идущей из центра.

Но чтобы создать такой центр, вам нужно реально построить нечто уникальное, которому принадлежит контроль за страной на конституционных основаниях; я говорю о выборах. И это не так сложно, как многим может показаться. Потому что сейчас у нас просто не существует партий. Не существует. Это – не партии. Но люди готовы заняться необходимой работой. И, если говорить откровенно, я сам с удовольствием бы занялся этим, но у меня недостаточно сил, потому что задача кажется пока невыполнимой. Хотя, на самом деле, это не так. Поэтому я надеюсь, что вы ребята сделаете это и назначите нас советниками (смеётся). Некими неформальными советниками, рассказывающими, как это можно сделать. И я абсолютно не теряю надежды на то, что всё можно изменить. Если уж на то пошло, я думаю, что Нигерию гораздо проще радикально трансформировать, чем, например, такое место, как Южная Африка, где структура основательно закреплена, и её труднее сдвинуть с мёртвой точки.

ФФ: Посмотрите на NEXT, посмотрите на то, что там произошло, вы начали изменения, и вся система объединилась против вас. СМИ, например, не брали ваши истории, фирмы переставали давать у вас рекламу, государство было настроено к вам враждебно. Вы смотрите на такую систему и понимаете, что это очень конформистская система, её трудно изменить.

ДО: С другой стороны, если вы найдёте нужные верёвочки и начнёте за них дёргать, вся эта громадина развалится на части достаточно легко. Ведь у неё нет основания. Просто люди пока не объединились для тщательного изучения и нахождения тех самых рычагов, которые тут и там нужно потянуть, чтобы эта штука рухнула под собственной тяжестью. И все эти люди, которые являются трусами, они ничего не знают о системах, они лишь делают то же самое, что и всегда. Например, правящая партия APC имеет ту же структуру и функции, что и её предшественница PDP, они просто не умеют по-другому. Поэтому необходимы умные и энергичные люди, чтобы изменить этот сценарий, и это намного проще, чем мы думаем. Потому что люди во власти, на самом деле, не являются достойными противниками. Потому что они слишком ленивы, слишком одномерны и всё, что они понимают, это использование грубой силы для получения денег. Существует множество способов сокрушить их. Но необходима небольшая группа невероятно преданных своему делу людей, готовых годами непрерывно работать. Но всё может свершиться быстрее, чем они думают. Просто начать всё это кажется неподъёмной задачей, когда понимаешь, что первое, чего ты ожидаешь, так это провала. Второе, чего ты ожидаешь – такого успеха, что ты больше ничем уже не сможешь заниматься в своей жизни, кроме как обеспечивать безостановочную работу этого предприятия.

ФФ: Я согласна с вами в том, что у системы нет основания, нет идеологии, подкрепляющей всё это, словно гангстеры захватили власть силой и также удерживают.

ДО: Нет, не словно. Именно гангстеры, различные банды, некоторые более кровожадные, чем другие, некоторые более отвратительные, чем другие. Но в целом, это банды, различные банды, и они, по большей части, взаимозаменяемы. Может быть, один процент нельзя заменить. Если вы посмотрите на APC, то там люди из PDP или люди Тинубу (Tinubu) или кто-то ещё, и они нанимают членов PDP, которые пока к ним не присоединились. Так что это вообще ни о чём, это просто борьба за власть, чтобы потом стать главными.

Чем примечателен такой парень, как Глава Центробанка (Central Bank Governor), который всё ещё не уволен? Вначале всем стало понятно, что новые люди пришли к власти вовсе не для того, чтобы проводить реформы. Не для этого! Такой парень является постоянным противоречием претензий Бухари на то, что он отправился в крестовый поход на коррупцию. Постоянным противоречием! Давайте возьмём другой пример: нефтяной сектор. NNPC, они что-то изменили в структуре? Они просто посадили своих людей, которые теперь продвигают свои контракты, и так далее, точно так же, как раньше делала Диезани. Они просто поменяли людей. В сущности, это всё тот же класс очень весомых политических игроков. За небольшим исключением, вот всё, чем они являются. И посчитать случаи исключения можно на пальцах двух рук. Иными словами, максимум десять человек. А те, кто фактически управляет страной, и я говорю об управлении в смысле обогащения или использования служебных полномочий в том или ином госучреждении, где вы поставили все процессы на службу собственным финансовым интересам или интересам своих друзей, и так далее, таких максимум десять тысяч человек. Остальная часть страны лежит в руинах. И вам достаточно поездить по стране, чтобы увидеть масштаб бедствия, в котором мы находимся. И вот мы проходим этапы политических изменений. Но на деле штатов просто не существует. У вас есть разные политические и бизнес-фракции, которые дерутся за контроль над ресурсами, поэтому даже при ежегодном росте ВВП на 7-8% в течение десяти лет в ранние нулевые, у вас по-прежнему происходит 50% рост количества живущих за чертой бедности людей! Это же бессмыслица какая-то (смеётся).

И во всём мире мире стали единственной страной с такими показателями! Поэтому, когда вы смотрите на это, вы просто осознаёте, насколько больная эта прогнившая система, она не заслуживает жизни. Если вы собираетесь изменить Нигерию и поставить её на другие рельсы, вы должны найти способ, оставаясь максимально в рамках Конституции, чтобы разрушить всё это. Именно поэтому я говорил о борьбе Сумо. Вы должны собственным весом раздавить противника, чтобы вытеснить его с татами и, соответственно, победить. И дело не просто в грубой физической силе. Если вы и используете силу, то это сила 200 килограммового человека, несущегося на вас, в момент, когда вы уклоняетесь и толкаете его в спину, а он вылетает за пределы ринга, поэтому я думаю, что нам нужно вычислить практический способ применения борьбы Сумо в нашей политической и социальной жизни.

Источник: Premium Times.