Как только журналисты опубликовали последнее расследование их коллеги Яна Куцияка (Jan Kuciak), убитого неизвестными в доме его родителей, они моментально переключились на поиск ответов на мучившие их вопросы: Почему его убили? И как убийцы могли знать, что он работал над материалом про них? В погоне за ответами коллеги Куцияка обнаружили, что право на информацию может быть не только лучшим другом журналистов, но и причиной их смерти.
Ответ на первый вопрос был очевидным. Куцияк и его невеста были убиты в доме родителей журналиста-антикоррупционера в конце февраля, и это было дел рук профессионалов. Полиция и коллеги Куцияка уверены, что причиной двойного убийства стало расследование, над которым работал молодой борец за справедливость или же какой-то из уже опубликованных им материалов. Правоохранители и репортёры составили список подозреваемых, сейчас проводятся следственные мероприятия.
Однако, второй вопрос по-прежнему не даёт покоя коллегам и друзьям покойного: как заказчики убийства Куцияка узнали о том, что журналист пишет про них? И то, что первым приходит им в голову, заставит содрогнуться любого: те, кто приказал “разобраться” с Куцияком, могли узнать о деталях его расследования в результате утечек информации, авторами которых являются государственные деятели. Коллеги убитого репортёра считают, что причиной утечек могли стать его запросы в соответствии с законом о праве на информацию – одним из наиболее часто используемых журналистами инструментов.
Куцияк работал в антикоррупционном издании Aktuality.sk, ведущем новостном портале Словакии. В сотрудничестве с Центром Исследования Коррупции и Организованной Преступности (Organized Crime and Corruption Reporting Project (OCCRP)) журналист вёл расследование деятельности одного из самых состоятельных и самых смертоносных криминальных синдикатов Италии, Ндрангеты (‘Ndrangheta), на словацкой территории. Найденные Куцияком улики показывали, что деньги налогоплательщиков ЕС могли оказаться в карманах Ндрангеты благодаря направленным в Словакию Брюсселем сельскохозяйственным субсидиям. Журналист также обнаружил некоторые вселяющие опасение связи между словацкими госслужащими различного ранга, особенно среди функционеров правящей партии Курс – Социальная Демократия (SMER), и итальянскими кланами, водящими дружбу с мафией из Кала́брии (Calabria).
Однако, Куцияк расследовал коррупцию и в других местах, включая государственные органы Словакии.
Большинство использованных в материалах данных журналист получал через запросы, составленные в соответствии с законом о праве на информацию. Более того, двадцатисемилетний Куцияк считался одним из самых известных и опытных репортёров в стране, когда речь шла о составлении подобных запросов. Он также прекрасно разбирался в способах получения информации из открытых баз данных Словакии.
Базовой функцией законодательства о праве на информацию, существующего в различной редакции в большинстве стран ЕС, является предоставление гражданам возможности получать информацию о деятельности их правительства. Такая практика считается одной из основополагающих характеристик демократического общества. Однако, если журналисты хотят воспользоваться подобными законами, они зачастую обязаны предоставить государственным инстанциям свои персональные данные.
Главред Куцияка, Марек Вагович (Marek Vagovic), руководитель подразделения Aktuality.sk, которое занимается журналистскими расследованиями, говорит, что Ян обычно очень осторожно обращался с конфиденциальной информацией.
“Я знаю, насколько он был осторожен в своей работе”, – сказал Вагович OCCRP, – “Все черновики, записи и доказательства были зашифрованы. Именно поэтому я думаю, что утечка информации исходит от полицейских, прокуроров, судов или офисных работников, которым он посылал запросы на информацию, декларируя свои персональные данные, вроде домашнего адреса”, – заключил главред.
Что ещё хуже, когда Куцияк составлял запросы, он регулярно добавлял в них большое количество подробностей тех историй, над которыми в этот момент работал. Журналист верил, что детали расследований увеличат шансы на удовлетворение его запросов.
Вагович считает, что это могло облегчить задачу убийц.
“Институты, в которые обращался Ян, могли выяснить из его запросов на информацию, что именно его интересовало, и, более того, понять, что ещё ему известно. Они могли вычислить это и поделиться этим с фигурантом [расследования]”, – констатировал главред.
Когда он вёл расследование, оказавшееся последним, Куцияк заполнил десятки запросов, отправленных в различные государственные структуры, включая земельные реестры, сельскохозяйственные агентства, прокуратуру и суды. Известно, что в некоторые запросы он включал персональные данные, имя и домашний адрес, поскольку составлял их не от лица организации, на которую работал, а в качестве физического лица. Если бы Куцияк составил запросы от лица портала, он мог бы не специфицировать, кто конкретно запрашивает информацию.
OCCRP обратился в некоторые агентства, у которых Ян запрашивал информацию, например, словацкое Сельскохозяйственное Агентство Расходов (Agricultural Paying Agency), курирующее субсидии ЕС. Журналисты также связались с прокуратурой Тре́бишова (Trebisov), расположенного к востоку от Братисла́вы (Bratislava), с региональным судом Братиславы и с энергетическим агентством Словакии SEPAS.
Все опрошенные структуры категорически отрицают, что раскрывали персональные данные покойного или суть направленных им запросов третьим лицам. Однако, несмотря на то, что репортёры OCCRP спрашивали о стандартных правилах и процедурах, большинство респондентов моментально переспрашивали, касаются ли вопросы дела Куцияка. Если да, поясняли они, им нечего сказать, но и ничего предосудительного их ведомства не делали.
Подобные заявления не убеждают ни Ваговича, ни адвокатов, с которыми говорил OCCRP.
“Они говорят, что в восточной части Словакии всё невероятным образом связано между собой”, – заявил Вагович.
Кто следующий?
Куцияк не был единственным гражданином Словакии, чьи персональные данные могли быть обнародованы фигурантам расследований.
Правовые эксперты говорят, что те, о ком запрашивают данные в соответствии с законодательством о праве на информацию, часто узнают об этом. Проживающий в Братиславе адвокат Борис Станчл (Boris Stancl), рассказывает, что один из его запросов был обнародован человеку, о котором Станчл наводил справки. В другой раз адвокат позвонил в агентство, чтобы удостовериться, что они получили его запрос. В конце разговора представители госструктцры поинтересовались, каким образом Станчл собирается использовать полученные данные, во благо или против фигуранта расследования, влиятельного госдеятеля. Когда Станчл ответил, что “против”, представитель агентства вздохнул с облегчением и сказал адвокату: “ОК, удачи, и я отправляют вам все запрашиваемые данные”, – вспоминает Станчл.
Репортёры говорят, что обнародование данных журналистов тем, о ком они ведут расследования, – главная проблема Европы и соседних стран. Некоторым партнёрам OCCRP звонили люди, которых они расследовали, или государственные служащие. Звонящие требовали прекращения поисков информации.
Например, Сербское Антикоррупционное Агентство (Serbia’s Anti-Corruption Agency) обязано проинформировать фигуранта, в отношении которого ведётся расследование, что они получили запрос на информацию. Мало того, что агентство ставит людей в известность, что о них наводят справки, оно ещё и просит их санкционировать выдачу информации. По словам Стефана Дожчиновича (Stevan Dojcinovic), главреда антикоррупционного издания KRIK, сербские земельные реестры и реестры коммерческих организаций сообщают фигурантам расследований о запросах журналистов. Это ставит под угрозу не только материалы, но и безопасность пишущих их репортёров.
Точно так же, партнёр OCCRP в Черного́рии (Montenegro), MANS, расследовал строительство отелей в заповедных зонах вокруг расположенного на побережье города Пераст (Perast), и вдруг в редакцию позвонил один из фигурантов, интересуясь, почему журналисты наводят справки о его бизнесе. Он выяснил это в черногорском Министерстве Культуры (Ministry of Culture), когда госслужащие уведомили фигуранта, что в его отношении получен запрос на информацию.
В другом случае, следователи MANS заполнили запросы на получение информации из государственных архивов. Они вели расследование о контрабанде сигарет и наводили справки о некоторых физлицах. Впоследствии фигуранты позвонили журналистам, получив их персональные данные в институтах, куда репортёры направляли запросы.
Даже в странах ЕС зафиксированы случаи, когда персональные данные были переданы потенциально опасным индивидам.
К примеру, Итальянский Проект Журналистских Расследований (Investigative Reporting Project in Italy (IRPI)) вёл расследование о незаконном вывозе отходов, когда репортёрам начали звонить с угрозами контрабандисты, которые требовали, чтобы журналисты “перестали совать нос в их дела”.
Инстанции, куда были сделаны запросы, выдали контрабандистам телефонные номера репортёров, их адреса, даты рождения и персональные идентификационные номера. В Италии индивиды имеют право обжаловать решение о предоставлении их данных, хотя агентства могут отклонить апелляцию и предоставить информацию без согласия фигурантов. Тем не менее, если госструктура не соблюдает правила защиты информации, на этом этапе у интересующих журналистов людей могут быть конфиденциальные персональные данные тех, кто ведёт расследование.
Предоставлять такую информацию – неправомерно, говорят эксперты.
“Заставлять тех, кто запрашивает информацию, полностью себя идентифицировать, – это подрывает данное фундаментальное право и, естественно, может поставить под угрозу жизни ведущих расследование журналистов”, – убеждена Хелен Дарбишир (Helen Darbishire), основатель и исполнительный директор общественной организации Access Info Europe, занимающейся защитой права на информацию.
“Это не должно повториться”, – настаивает она, – “Европейски Союз должен утвердить стандарты, обеспечивающие сохранность персональных данных осуществляющих запросы [журналистов]”.
Нет никакого специального требования ЕС, согласно которому страны-участницы обязаны внедрять законодательство о праве на информацию. Все страны ЕС, кроме Люксембу́рга (Luxembourg), приняли соответствующие законы, однако они сильно разнятся в качестве, и большинство законов не имеют положений о защите тех, кто осуществляет запросы. Большинство подобных законодательств требуют от запрашивающего информацию предоставить своё имя, некоторые обязывают его или её включить в запрос другие персональные данные. Если запрашиваемая информация касается третьих лиц, государственные органы могут уведомить об этом человека или компанию, однако законы о защите персональных данных должны обеспечивать неприкосновенность персональных данных запрашивающего. Тем не менее, отсутствие чётких инструкций по защите данных осуществляющих запросы людей привело к тому, что у каждой структуры появились собственные практики. Эксперты уверены, что наилучшим решением станет разрешение осуществлять анонимные запросы.
К сожалению для Яна Куцияка и его невесты, которая даже не вела расследование, ставшее причиной её жестокого убийства, уже ничего сделать нельзя. Однако, коллеги покойного журналиста требуют ясности и защиты.
Главред OCCRP Дрю Салливан (Drew Sullivan) так прокомментировал смерть Яна: “Это было бы настоящим преступлением, если какой-то бюрократ низшего ранга стал причиной убийства нашего коллеги. Это означало бы предоставление его персональных данных одной из самых опасных криминальных группировок в мире: упакованный в красивую обёртку подарок с его именем и домашним адресом – вот и всё, что нужно профессиональному киллеру”, – заключил он.
Источник: OCCRP.
