О нашумевших VIP-камерах, значительном превышении лимита содержащихся в СИЗО и борьбе московских правозащитников за права арестованных инвалидов и предпринимателей рассказала заместитель председателя ОНК Москвы Ольга Дружинина в интервью РИА Новости, приуроченном ко Дню защиты прав человека.
– Ольга Леонидовна, в этом году избрали новый состав правозащитников. Как вы оцениваете работу предыдущего созыва и чего ждете от нынешнего?
– Прошлый созыв сделал невозможное – осуществлял общественный контроль в условиях полной изоляции. Всю пандемию комиссия работала. Нас не пускали в камеры СИЗО гораздо дольше, чем длилась пандемия. Почему? Потому что там нарушение на нарушении. В пандемию количество людей под стражей резко возросло, и вот уже второй год сохраняется превышение в среднем на 20%. Естественно, в таких условиях невозможно соблюсти права человека. Когда коек 10 тысяч, а людей 12 тысяч, мы можем только строго спрашивать: где раскладушка? Но даже раскладушек столько нет, потому что не предусмотрено. И, безусловно, ситуация не изменится без должного внимания следователей, прокуроров и, самое главное, судей.
Что же касается нового созыва, то хотела бы отметить, что сейчас в составе комиссии много юристов, врачей. Мы всегда выступали за то, что состав правозащитников должен быть многообразен, потому что у людей много вопросов, много проблем, которые нужно решать. Поэтому мы ждем от нынешнего состава, что проблемы с перелимитом, пребыванием в СИЗО предпринимателей и инвалидов первой и второй группы удастся решить.
– Насколько известно, сейчас людей отправляют из Москвы в следственные изоляторы других регионов, чтобы в том числе разгрузить изоляторы. Разве это законно?
– По закону до вступления приговора в силу человек содержится в следственном изоляторе. Но, к сожалению, в законе не прописано, что человек содержится в СИЗО того региона, где, допустим, проходит судебный процесс. Поэтому и выходит, что людей отправляют в СИЗО других регионов не для того, чтобы ухудшить им жизнь, а для того, чтобы разгрузить изоляторы.
Кроме того, если раньше людей отправляли в ближайшие регионы, то теперь таковыми могут быть Омск, Томск и Новосибирск. А доехать туда родственникам, чтобы передать передачку или на короткое свидание, – не самая легкая задача. Так же не у всех есть возможность оплатить поездку адвокату в такие “ближайшие” регионы. Менять защитника на стадии рассмотрения суда в апелляционной инстанции тоже очень сложно. Конечно, все это существенно ограничивает права граждан. Мы с этим боремся, но пока не будет решена проблема перелимита, останутся такие ситуации.
При этом, хотела бы заметить, что в колониях сейчас недолимит. Более того, некоторые из них и вовсе ликвидируются за ненадобностью. Получается, что количество подследственных значительно превышает число осужденных.
Причина всего этого – затяжное следствие. Люди сидят годами в следственных изоляторах. И президент Владимир Путин вновь сказал, что это недопустимо, что это нарушение закона. При этом очень часто человека помещают под сражу, а следователь к нему не ходит месяцами.
Содержание под стражей человека в Москве обходится примерно в 15 тысяч рублей, а эти деньги идут из налогов, которые мы платим. Это сумма больше средней пенсии по стране, больше прожиточного минимума. Возникает вопрос: с какой целью следствие так затягивают?
Но при всем при этом в России самый большой перечень мер пресечений и видов наказаний, что позволяет суду индивидуально подойти к любому вопросу.
– Есть ли у ОНК какие-то предложения для решения данной проблемы?
– Безусловно, и прокурорам, и следователям, и судам нужно подходить к вопросу ареста осознанно. Но я считаю, что необходимо вернуться к практике, когда суд, прежде чем поместить фигуранта под стражу, запрашивал у следственных изоляторов информацию о наличии свободных мест.
У нас 700 браслетов сейчас не используют. А ведь на их внедрение затратили государственные деньги. Получается, мы не доверяем системе? Ведь если браслеты себя не оправдали, то необходимо их исключить из перечня мер пресечения и не тратить на это деньги из бюджета страны.
– Возвращаясь к разговору о предпринимателях, содержащихся под стражей, расскажите, как сейчас обстоят дела с этой категорией граждан?
– В первую очередь, хотела напомнить, что несколько дней назад, как нам известно, был внесен законопроект, который ограничивает содержание под стражей предпринимателей. Это первый законопроект, в котором упоминается часть 4 статьи 159 (мошенничество). Потому что это общеуголовный состав, который чаще всего используют против бизнеса.
Что же касается нынешней ситуации с предпринимателями в СИЗО, то, к сожалению, проблема остается, и она не меняется: в московских следственных изоляторах по-прежнему содержится около двух тысяч субъектов предпринимательской деятельности. Большая часть предпринимателей являются фигурантами уголовных дел по экономическим статьям, за которые, на наш взгляд, они должны “поплатиться рублем”, и это предусмотрено законом. Но следователям проще работать, когда человек в СИЗО – на него так проще надавить. А лишить предпринимателя его работы, его бизнеса означает загнать его в ловушку. Поэтому арест стал давлением на человека.
– После избрания нового состава московской ОНК появился ряд публикаций в СМИ, раскритиковавших отсутствие среди новых членов журналистов. По-вашему, с чем это связано?
– Длительное время отечественная правозащита находилась под сильным влиянием западных неправительственных организаций, в свою очередь, финансирующихся зарубежными государствами. Эти люди использовали тему защиты прав человека для дестабилизации российского общества, раскачивали общество. В частности, для решения этой проблемы приняты поправки в 76-й Федеральный закон, которые запрещают какое-либо влияние политических партий или зарубежное финансирование. Безусловно, правозащитник может иметь политическую позицию, но нельзя использовать тему защиты прав человека для достижения каких-либо политических интересов. В первую очередь, правозащитник – это патриот.
После митингов Навального все говорили и писали о доставленной в отделы полиции молодежи. Мы объезжали эти отделы. В одном из них люди просили позвонить адвокату, чтобы он к ним пришел. Я взяла номер и поняла, что у всех задержанных один адвокат. В итоге мы звоним защитнику, который отвечает: “Я простояла возле отдела три часа, я замерзла и уехала”. С этого момента у задержанных больше не было адвоката. Хотя организаторы этих акций изначально знали, что ведут молодежь на незаконные действия, но участникам они сказали, что это необходимо для защиты “великих идей демократии”. Поэтому, к сожалению, в последние годы много появлялось необъективной информации в прессе. Из-за этого, на мой взгляд, в новые составы комиссий вошло столь незначительное число журналистов. Но это тоже плохо.
Нужно помнить, что основными принципами осуществления общественного контроля являются открытость и гласность. Вся суть общественного контроля в целом сводится к публичности. Все, что мы делаем, должно предаваться огласке. Потому что нас делегирует общество. От нашей деятельности зависят не только условия содержания отдельных категорий граждан, но и состояние общества в целом.
– Очень часто говорят, что ОНК работает и помогает только знаменитым персонам, оказавшимся за решеткой. Так ли это на самом деле?
– Такой критике подвергались и я, и мои коллеги. Конечно, в первую очередь, нужно понимать, что мы находимся в Москве, а здесь так или иначе все равно гораздо больше публичных личностей, чем в любом другом регионе. Но наша задача не в том, чтобы показать, как страдает знаменитый человек под арестом. Наша цель – показать какую-то системную проблему, используя информационный повод. То есть, осветив проблему так называемого “VIP-зека”, есть возможность помочь и другим заключенным с той же бедой.
– Не так давно в СМИ снова начали всплывать публикации о неких “VIP-камерах”. Не могли бы вы рассказать, что это за камеры?
– Я обошла все так называемые “VIP-камеры” в СИЗО “Матросская тишина”. И я очень надеюсь, что когда-нибудь все камеры во всех следственных изоляторах Москвы будут выглядеть по образу и подобию тех, что называются “VIP”. Потому они – образец того ремонта, который должен быть во всех СИЗО. Ничего необычного в этих камерах нет: свежевыкрашенные стены, хорошие двери в туалет, отдельный санузел, который позволяет сохранить приватность, нормальная сантехника.
– А почему у нас до сих пор такие образцовые камеры принято считать VIP?
– К сожалению, в силу нехватки финансирования пока нет возможности сделать все камеры такими. Но я надеюсь, что эта проблема все-таки будет решена со временем. Кстати, в СИЗО-7 тоже сделан хороший ремонт. Более того, там в камерах висят плазменные телевизоры, которые находятся под защитным стеклом. В СИЗО “Матросская тишина” федерального назначения тоже все камеры именно такие. Тут дело в том, что этот следственный изолятор не такой большой, поэтому там удалось сделать ремонт во всех камерах.
В изоляторах очень большой поток людей, но бывают и личности, которые, мягко говоря, не уважают закон и намеренно портят имущество в камерах.
И вот представьте, что будет, если такого арестованного поместить в камеру с новым ремонтом? Думаю, что очень быстро там не останется хорошего телевизора, чистых стен и дверей.
– Ранее сообщалось, что в России могут принять закон о пробации. Как вы лично оцениваете эту идею?
– Я надеюсь, что его примут и выделят на это финансы. Но этот законопроект хорош не столько как документ, сколько как идея. Отрадно, что в нем собран комплекс мер, направленных на социальную адаптацию лиц, освободившихся из мест принудительного содержания. Таким гражданам будут помогать юристы, сотрудники пенитенциарного ведомства, психологи, врачи, сотрудники службы занятости.
Постпенитенциарная пробация – это сложное словосочетание, которое должно быть известно всем. С освободившимися из мест лишения свободы гражданами будут работать сотрудники уголовно-исполнительной инспекции и участковые уполномоченные, но сейчас эти люди получают невысокую зарплату, а материально-техническое обеспечение их деятельности и вовсе оставляет желать лучшего.
Поэтому для качественной работы системы нужно финансирование, ведь невозможно нести великую миссию, не имея бумаги, ручек, принтера и кабинета.
– Завершая наш разговор, скажите, как часто заключенные жалуются на применение к ним силы, избиение?
– Такие жалобы действительно бывают, но редко. В Москве это всегда не рядовой случай. Здесь вопрос в том, применялась ли сила в принципе, и если есть объективное доказательство, то насколько законно она была применена. Потому что бывают случаи, когда объективно нужно по закону применить физическую силу. Безусловно, мы разбираемся в каждом случае. Но не всегда такие заявления оказываются достоверными. Например, недавно в СМИ появилась информация о том, что двое заключенных СИЗО “Матросская тишина” вспороли себе животы. В ходе нашей проверки выяснилось, что арестованные порезали себе поверхность кожи на животах душкой от очков – одному даже медицинская помощь не потребовалась, другому – наложили швы. Они объяснили, что сделали это, выражая протест из-за того, что им отказывали открыть так называемую “кормушку”. Также мы выяснили, что они систематически нарушали режим.
Дарина Хануна
