Обладатель Пулитцеровской Премии (Pulitzer Prize) и один из самых известных журналистов-расследователей Нигерии Деле Оложеде (Dele Olojede или ДО) дал развернутое интервью Фей Фавехинми (Feyi Fawehinmi или ФФ) из издания Premium Times, в котором рассказал, почему созданная им в 2008 газета NEXT, которая должна была стать лучом света в царстве коррупции и политических репрессий, не смогла выжить и почему, несмотря на ухудшающуюся политическую обстановку, Оложеде верит, что Нигерия сможет очиститься и трансформироваться.
Международный Антикоррупционный Портал публикует первую часть интервью Оложеде.
ФФ: После получения Пулитцера вы вернулись в ЮАР, потом вы решили, что хотите что-то сделать для Нигерии. Что послужило толчком к этому? Вы не думаете, что были слишком в себе уверены?
ДО: Возможно. И я думаю, что без самоуверенности вы не смогли бы даже попробовать сделать что-то поистине стоящее, потому что сам уровень сложности задуманного отпугнул бы вас и заставил сидеть сложа руки. Поэтому я думаю, что, наверное, это хорошо, что я не до конца понимал изначально, сколько препятствий предстоит преодолеть и каковы будут последствия этих действий, иначе, я бы ничего не сделал.
Но, если отвечать на вопрос прямо, я никогда не хотел ничего другого в своей жизни, кроме как тем или иным образом поспособствовать улучшению жизни в нашей стране, превращению ее в место, которым можно по-настоящему гордиться. Когда вы здесь родились, приехали сюда оттуда, а ваши предки – из другого места. Как я вам уже говорил, даже когда мы были очень юными репортерами в возрасте 21, 22, 23 или 24 лет и работали в Лагосе, мы чувствовали себя миссионерами, призванными изменить страны, и мы были вольны бросать людям вызовы. Помните сражение между нигерийским Guardian и режимом Бухари – Идиагбона (Buhari – Idiagbon), когда все мои друзья временно оказались в заключении? Так вот, мы никогда не боялись этих парней. Мы чувствовали, что это была наша страна и что мы ее изменим.
Так что, у меня всегда это было внутри. Фактически, у меня всегда была идея, учитывая обстоятельства моего отъезда из страны, что однажды я вернусь в это место, и мы попробуем сделать все то же самое заново. Так что она всегда была здесь. Но потом, конечно же, она впала в спячу. Годами я практически об этом не думал. Я путешествовал и работал по всему миру, я был занят и я получал удовольствие от своей работы, потом я завел семью и занялся воспитанием детей. И только когда мне стало ясно, что обо мне думают как обо одном из потенциальных наследников моего босса в Нью-Йорке Тони Маро (Tony Maro), который был редактором газеты, и что меня, вроде как, поставят в цепочку наследников под номер два или три или каким-то другим, тогда я начал серьезно задумываться над тем, что если я войду в этот режим, где я возглавляю одну из крупнейших американских газет, то я уже никогда не вернусь домой.
Тогда я начал искать пути выхода. И частью моей стратегии стало не появляться какое-то время в ньюсруме. Именно поэтому я придумал поехать в Руанду на 10 годовщину геноцида, чтобы написать те истории, тогда те, кто принял наследие были бы свободны от постоянных раздумий на тему, влезет ли Деле в последний момент в это или нет. Когда все было окончено, я решил выйти из издания, это было в конце 2004 года.
Поэтому я всегда знал, что я попытаюсь и сделаю что-то. Точная концепция не была мне ясна, и только после того, как я ушел из газеты, я решил: “Почему бы нам не попробовать сделать газету по типу NewsDay?” с тем лишь отличием, что она будет более целенаправленно антикоррупционной газетой, наполненной журналистскими расследованиями. А идея за этим стояла такая, что, во-первых, мы будем демонстрировать стране, стране, которая была инфернально коррумпированной, мы продемонстрируем, что возможно иметь институт, который работает по закону, не основанный на коррупции, фактически непроницаемый, чего мы и добились.
Я думаю, что все, кто работал NEXT очень горды тем, что никто не сможет обвинить нас даже в поведении, ведущем к подозрению в участии в коррупции. Поэтому я хотел продемонстрировать, что, во-первых, это было возможно, и надеялся, что намного больше попробуют так вести бизнес в других сферах.
Второй причиной стало то, что страна была настолько в плачевном состоянии, что я подумал, что использовать те навыки, про которые я знал, что они у меня есть и которые были единственной серьезной сильной чертой моего характера, означало то, что я смогу обеспечить ясность при объяснении стране, в каком состоянии она находится, что больше нельзя заниматься самообманом, что люди уже не могут говорить: “О, если бы мы только знали, мы бы действовали по-другому”.
ФФ: Когда вы были за границе, как я понимаю, вы поддерживали отношения с людьми в Нигерии?
ДО: Да. Я поддерживал отношения с относительно небольшим кругом людей в Нигерии. В основном, с коллегами по профессии, которые были также близкими мне людьми и, конечно же, с семьей и так далее. Но я не был с ними постоянно на связи. Помните, я решил отправиться на поиски приключений. Эта нью-йоркская газета посылала меня во все части света, где я жил и освещал крупные события: конец апартеида и возвышение Манделы (Mandela) в Южной Африке; геноцид в Руанде; голод в Сомали; освещал Азию, переход Китая; передачу Гонконга; экономический кризис Восточной Азии; поехал в Японию; Южную Корею; ядерное противостояние Индии и Пакистана; все эти вещи, выборы на Филиппинах!
Я жил полноценной профессиональной жизнью, в которой не было достаточно места для Нигерии. Давайте скажем так, она была в моем подсознании. Я был немного в изоляции от нее, потому что я был действительно возмущен (тем, что произошло) с Деле Джива (Dele Giwa – нигерийский журналист, убит почтовой бомбой, предположительно, спецслужбами) и сам факт, что убившие его люди, похоже, не будут за это наказаны. В течение нескольких лет я ничего не хотел слышать про Нигерию. Только много позже, когда вы созреваете, как сказал бы Шекспир. Когда вы начинаете достигать зрелого возраста, тогда у вас появляется более текстурированное чувство жизни, и это был тот период, когда я медленно начал эмоционально и интеллектуально воссоединяться со своей страной.
ФФ: В каком-то смысле, не зная особо ничего про Нигерию или оставляя Нигерию в подсознании, означало, что вы могли вернуться на коне. Мне кажется, что если бы вы обладали полной информацией заранее, вы, скорее всего, не сделали бы этого?
ДО: Я точно бы не сделал, я в этом абсолютно уверен. (смеется)
ФФ: Где вы собрали деньги? За рубежом или в Нигерии?
ДО: Я принял судьбоносное решение, которое опосля кажется спорным решением. Я решил, что это будет чем-то, что нигерийцы сделают сами. Я хотел, чтобы мы были уверены в том, что сами с этим справимся. Поэтому я решил, несмотря на то, что оптимальным вариантом для меня было, учитывая мои широкие круги знакомств в Северной Америке, Европе и Азии, собрать там деньги на что-то подобное, и, принимая во внимание мой статус и мою репутацию, и так далее, было бы намного проще собрать деньги за пределами страны. Но я целенаправленно хотел только нигерийских денег.
И я думаю, что на меня чрезмерное влияние оказал Ганди (Gandhi), который хотел показать индийцам, что они могут сами это сделать и попросил европейских друзей как бы сесть на пассажирское сиденье индийской борьбы за независимость.
Поэтому я собирал деньги только в Нигерии. Пять человек, которых я знал раньше или которых мне представили и высоко рекомендовали мои близкие друзья, занялись сарафанным радио. Все они согласились инвестировать деньги, не задавая вопросов. Поэтому я безмерно благодарен им за это, даже если все закончилось не так, как мы себе это представляли. Поэтому, глядя на это решение из сегодняшнего дня, я понимаю, что это было стратегической ошибкой, хотя и невероятно удовлетворяющим эмоционально решением.
Стратегической ошибкой это стало потому, что политические и бизнес-элиты смогли оказывать давление на моих инвесторов. Так как у них большинство предприятий были в других секторах экономики, например, в нефтяном, телекоммуникационном или банковском, и так далее, то они не могли давить на меня напрямую, но могли надавить на моих инвесторов, что они и сделали. А то, что вы инвестировали $200 млн в NEXT не означает, что вы хотите поставить под угрозу свои инвестиции размером в $400 млн в какой-нибудь нефтяной колодец где-нибудь. Именно так они и смогли, в конце концов, смертельно ранить NEXT, убирая моих инвесторов, заставляя их избегать моего предприятия.
